Если просмотреть в житейском кинематографе собственную жизнь, разве не изумились и не воскликнули бы: «Неужели всё это было со мной?».
На семейном фото не улыбается только крошечная Дора: она боится фотографа, слишком мала ещё. С ней рядом мама и папа. Дора — четвёртый ребенок у счастливой супружеской пары.
Новая любовь папы разрушила прежнюю жизнь, семью, неповторимую атмосферу родительской любви и творческой гармонии, в которой росли дети. Не будет совместных вечеров, весёлых прогулок, поездок на папином автомобиле за город, музыкальных вечеров и поэтических чтений, ни-че-го не будет! Больше не наполнится смехом гостиная, словно созданная для инсценировок и весёлых домашних спектаклей, придуманных отцом. В каждом из них у его детей были свои роли. Внезапный уход отца надломил психику всех оставшихся.
Дора плакала надрывно и долго, так плачут взрослые женщины от непосильного горя. А что такого? Ну, посмеялся соседский мальчишка, обозвал безотцовщиной. Только почему- то стало нестерпимо больно от этого слова и обидно очень от понимания того, что парень был прав.
Когда слёзы кончились, тринадцатилетняя Дора подошла к зеркалу и увидела себя взрослыми глазами: полная девочка-подросток с вьющимися волосами, милая, но поникшая и несчастная, будто бескрылый ангел. С папой она летала! Это был самый счастливый полёт в её детской жизни.
Цветное кино закончилось, начался чёрно-белый фильм, в котором Доре предстояло самой прокладывать дорогу в яркое будущее. Что она хотела в тот период жизни? Наверное, говорить с папой. Советоваться, спрашивать, слушать, спорить и говорить, говорить…
Дора заперла дверь на ключ. Она никогда ещё не закрывалась одна в детской комнате. Глядя в окно сквозь тонкую штору, девочка размышляла. Мысли можно передать словами и написать папе письмо, но оно не дойдет: папа постоянно переезжает с новой женой из одного города в другой, никто не знает его точного адреса, письмо затеряется. А если совсем-совсем честно, то и денег нет на бумагу, чернила и конверт, а просить деньги у мамы, еле-еле наскребающей на семейное пропитание уроками игры на фортепиано, непозволительно.
Мысли можно нарисовать красками, и тогда получится картина, так делают художники, но Дора не художник, а поручить нарисовать кому-то не имеет смысла: другой человек и думает по-другому. А вот движения можно передавать! Движения похожи на мысли — они такие же многообразные и пульсирующие, чёткие и последовательные. Их можно соединить в танец и посвятить его папе.
«Когда я стану знаменитой танцовщицей, я так и поступлю», — решила для себя Дора. — Мои мысли будут танцевать!».
Свой хореографический порыв она назвала «Разговор с папой». Сама придумала название и движения. Она бегала босой по комнате взад и вперёд, поднимаясь на носки, вытягивая тело в струну и вздымая руки в немом вопросе, адресованном небесам. Главную роль в своём танце она отводила рукам: они трепетали, волновались, сгибались и разгибались, совершали то резкие, то плавные движения, а потом безвольно падали вдоль тела, словно солдаты, поверженные в бою.
Скоро набор движений, адресованных папе, исчерпался. Нет, папа не сможет часами сидеть неподвижно и смотреть на мой танец, это довольно скучное и утомительное занятие. Танец надо укоротить, упростить, сделать понятным каждый жест. Я буду тренировать себя и добиваться четкости движений. Я научусь!
Мама отдала Дору в балетную школу, но изо дня в день, долго и терпеливо выполнять одни и те же движения у станка Дора не захотела. Ей была нужна свобода от балетных канонов, танцевать по правилам — это не для уличной танцовщицы: с малых лет девочка только и делала, что плясала во дворе — сначала просто так, для радости, а потом учила соседских детей своим придумкам. В школу она ходила недолго: у матери не было возможности обучать всех четверых.
Надеюсь, Вы понимаете? Всё, что здесь написано, лишь вымысел автора этого рассказа. Мне верится в то, что именно так и было. Биографы не оставили на этот счет никаких воспоминаний. На самом деле, никто не знает, что за мысли витали в голове у юной танцовщицы с двойным именем, когда она придумывала свои первые танцы. В историю хореографической культуры двадцатого века взрослая Дора-Энджела войдёт под именем Айседора.
Она больше ничего не умела — только танцевать. У неё не было никакого образования, кроме того, что ей дали жизненный опыт и танец: быть грациозной, музыкальной, красивой, искренней в движениях, которые придумывала. Она исполняла их по памяти, всем своим трепетным существом Терпсихоры.
Эта американка зарабатывала на жизнь, танцуя в домах богатых людей. Она много мечтала, и все мечты её сбывались. У Доры был ещё один талант — она умела добиваться поставленной цели.
Когда она повзрослела, то захотела дарить свои умения, делиться своей энергетикой и той радостью, которую могли дать её танцы. Она приняла решение ездить по всему миру и открывать школы для детей, и всегда находились люди, которые помогали воплощать её благородные замыслы. Ей удалось побывать в СССР и при поддержке наркома просвещения А.В.Луначарского в 1921 году открыть в Москве танцевальную школу.
Как захотелось поговорить с этой удивительной Дорой!
С женщиной, над которой часто смеялись, творчество которой постоянно подвергали критике, а её саму профессиональные хореографы не принимали в свою когорту и называли не иначе, как «толстуха, не имеющая отношения к балету». С женщиной, не признающей классику жанра, но навеки вписавшую своё прекрасное имя в историю мировой хореографии.
Я попробую сказать за неё, хорошо? Не знаю, имею ли на это право. Знаю точно: право на художественный вымысел у меня есть. Думаю, Дора не стала бы опровергать эти слова:
— Если бы я рассматривала танец лишь как исполнение соло, мой жизненный путь был бы очень прост. Я хотела, чтобы тысячи талантливых детей из народа стали последователями моего искусства. Моя школа танца — лучезарное существо, движения которого прекрасны, ибо танцы точно так же, как и стихи собственного сочинения, — это пламя души, это огонь радости.
Я говорила себе:
«А сейчас я птица, и я лечу высоко-высоко между облаками», или «А сейчас я цветок, который смотрит на птицу и раскачивается».
Мое искусство пришло из античных времен, неся современникам грацию движений и гибкость тела. Классическая школа танца не придает никакого значения воображению, она рассматривает мышцы как самоцель. Мой танец – это полёт фантазии!
В нём нет выраженных трюков, которые можно повторить. Я нахожу красоту в прекрасных, свободных от всех канонов движениях, мой танец не нуждается в ослепительно красивых одеждах, он гармоничен по природе своей, он — язык ума и души.
Он — слово в движении! Он рассказывает, манит, возбуждает чувства, даёт пищу мыслям…
Несравненная Дора! Фантазёрка с Планеты Мечтателей! Богиня свободного танца! Великая без пуантов!
В такую женщину невозможно не влюбиться, но и любить её не каждому мужчине было под силу — слишком самобытной была Дора в творчестве и слишком свободолюбивой в личной жизни. Она же могла вытерпеть любого из них и самый скандальный не казался ей несносным: девочки, рано потерявшие отца, более терпимы к изъянам мужских характеров. Их стремление понимать, любить и прощать мужчину родом из детства, в котором папа высоко-высоко поднимал на руках свою крошечную дочку, и у неё за спиной вырастали крылья счастья.
Никто из мужчин не подарил Доре эти крылья, и тогда она взлетела сама над обыденностью и бедностью, над пошлостью и страданием: взлетела в танце, который придумала, в нём одном и заключались для неё свобода, любовь и счастье.
В свой роковой час сорокалетняя Айседора Дункан повязала на шею любимый длинный шарф, с которым часто танцевала, и села в кабриолет. Ей нравилось нежное трепыхание алой ткани: вольный ветер подхватывал шарф, он раздувался, наполнялся дыханием жизни, свободные концы его парили над головой, поднимались в воздух, словно два больших счастливых крыла…