Отсутствие зрения – не признак отсутствия ума и талантов. Француз Луи Брайль ослеп в три года, а в двадцать лет создал письменный язык для незрячих людей — азбуку чтения, специальный шрифт: тиснёные символы букв. Величайшее изобретение! Жизнь на кончиках пальцев! Уникальная возможность читать, понимать, учиться, работать, творить, быть востребованным, любить!
Александр Андреевич.
Александр Андреевич улыбается солнцу. Никто не догадывается о том, что с некоторых пор он может смотреть на светило, не зажмуриваясь, а вот разглядеть лицо стоящего рядом человека, увидеть выражение глаз ему не помогут даже очки с сильными диоптриями. Александр потерял зрение в детстве. Банальная история: мальчишки нашли патроны и решили расплавить их на костре. Шрифт Брайля вернул Александру вкус счастья.
Улыбчивый и неунывающий, он много читает и охотно шутит. По шагам, по шорохам, по каким-то своим измерениям всегда точно называет имя каждого входящего.
— Ой, я знаю, это Оленька пришла, — говорит Александр Андреевич, хотя в комнате ещё никто не появился.
И точно, через пару минут дверь распахивает миловидная девушка.
— Сеньорита, я влюблён, — запевает Александр, и коллектив с радостью подхватывает песню.
После окончания музыкального училища он работает руководителем хора в центре социального обслуживания населения.
Она — студентка социального института и проходит практику в этом центре. Любовь между ними вспыхнула мгновенно, будто кто-невидимый чиркнул спичкой, и чувство воспламенилось до небес.
Эдик.
Я помню, мы поздравляли свою однокурсницу Оленьку с днём свадьбы и желали ей счастья. Мы искренне считали её героиней, отважной девчонкой, которая может служить примером.
Только безответно влюблённый Эдик, ухаживающий за ней с самого первого курса, не присоединился к поздравлениям и не разделил нашего оптимизма, он был очень огорчён и обижен на Ольгу из-за её выбора.
— Эх, Олька, что же ты наделала? На какие муки добровольно себя обрекла? Связала жизнь со слепым человеком! Это же адский труд – посвятить свою жизнь слепцу, стать его костылями. Сможешь ли, выдержишь, не сломаешься? – вопрошал Эдик, словно экзаменатор, когда получил из рук Ольги красивое и пахнущее духами приглашение на свадьбу.
— Ни в коем случае, никогда не называй его так! – рассердилась она. — Слово «слепой» надо навсегда исключить из своего лексикона, запомни это, пожалуйста, Эдик! Оно режет без ножа, ранит до глубины души. Да, мой жених Александр — инвалид по зрению, но он – прекрасный мужчина и образованнейший человек.
На пятом курсе Ольга родила ребёнка.
Выпускной вечер мы ждали с нетерпением: хотелось побыстрее получить заветную корочку, синенькую и пахнущую типографской краской.
Самым серьёзным человеком среди нас был Эдик. Он получал красный диплом. На торжественную церемонию Эдик пришёл в элегантном светло-сером костюме, в белоснежной рубашке с галстуком-бабочкой, словно жених. В его руках красовался роскошный букет роз. Наверное, хотел подарить цветы кому-то из преподавателей.
После вручения дипломов мы отправились в институтскую столовую. Там уже были накрыты столы, играл вокально-инструментальный ансамбль. Эдик совсем не притронулся к еде, не веселился и не танцевал, не обменивался, как мы, адресами, не шутил и ни с кем не разговаривал весь вечер. Он ждал.
До последней минуты надеялся, что Ольга придёт, не может не прийти, обязательно забежит на минутку поздравить однокурсников с окончанием института.
Но Ольга не пришла. Букет Эдика сиротливо лежал на подоконнике, так и не встретив свою хозяйку.
Вместе с нами Ольга не выпустилась. А мы, закончив институт, разлетелись в разные районы, страны и города, как это и бывает обычно.
Кафе.
Я вспомнила Ольгу и всю эту историю лет пять назад, когда пресса муссировала тему кафе для незрячих, открывшихся в столице. Каждый желающий мог попробовать с повязкой на глазах в совершенно тёмной комнате сделать заказ по меню и отведать несколько блюд, чтобы попытаться понять страдания тех, кто всегда, ежедневно и ежесекундно, живёт на ощупь.
Признаюсь, сначала мне было любопытно, а потом страшно. Когда твой мир всегда только чёрный и отыскать глазами светлые или яркие краски невозможно, то ты теряешься, не испытываешь зрительной радости, не чувствуешь объёма жизненной среды. Кажется, что даже дышать стало тяжелее. Наверное, это от страха. Помогите! Не комфортно, не понятно, не приятно!
Тишина. Никто не отзывается, не бросается на помощь. Пальцы рук и ног превращаются в щупальца осьминога, своеобразные уловители происходящего, биолокаторы. Ощупываю вокруг себя пространство, хочу найти знакомые очертания и не нахожу. Вскакиваю, натыкаюсь на углы каких-то предметов, синяки будут. Больно!
— Всё! Мне не нравится эта игра! Отпустите меня! Свет! Дайте свет!
Я не хочу, чтобы на Вас напало вселенское уныние, как напало оно на меня в тёмном зале кафе. Скажу только, что быть незрячим сродни катастрофе.
Я быстро прихожу в норму. Да, мы обманываем глаза, но мозг-то не обманешь Он точно знает, что все эти посиделки в темноте – игра, совсем скоро всё встанет на свои места, неволить темнотой зрячего человека никто не станет. Потому обмануться по-настоящему, вжиться в эту роль у меня не получилось. К счастью!
Я рискнула набрать прежний телефон своей сокурсницы, хотя особой надежды на то, что он не изменился, у меня не было. Чудо, трубку взяла Ольга!
— Привет! Как дела? Может, встретимся? – предложила я.
— Давай попробуем, — охотно согласилась Ольга. – Приходи ко мне.
Оленька.
Я ожидала увидеть счастливое семейство в сборе, купила торт, цветы и мороженое и отправилась на встречу. Дома была только Ольга. Всё, что произошло с ней и Александром, все события их совместной жизни, о которых она поведала, настолько впечатлили меня, что я решила написать этот рассказ.
— Сначала всё шло идеально в нашей супружеской жизни. Была любовь, у нас родилась дочь. – Ольга начала с добрых воспоминаний.
Саша старался помогать жене по дому, чем мог.
— Оленька, я всё сделаю сам, не беспокойся, — говорил он ей.
И делал! Привык держать слово, характер у него был чрезвычайно ответственный.
— Я поначалу и не замечала Сашиной слепоты, он ведь всё умел. И в квартире порядок наводил, и покупал продукты, готовил, знал много рецептов. Мы часами гуляли, я провожала его до работы и встречала, всё ему пересказывала, что видела вокруг, он чувствовал себя совершенно здоровым и счастливым. Особенно, с появлением дочери. А я стала день ото дня неспокойнее, злее, что ли. Всё меня стало раздражать в Саше, я стала видеть то, что никогда не замечала раньше: и как он ногами шаркает, и как в холодильнике ощупывает продукты. Дальше — больше! Перестала доверять ему дочку, боялась оставить её с ним даже на минуту. Она подросла, научилась ходить и проявлять любознательность: всё тянула на себя, стремилась взять в руки, потрогать, изучить. Мне казалось, что Саша не убережёт её от кипящего чайника или утюга. Я сломалась изнутри. Потеряла доверие к нему и растеряла любовь в этих семейных буднях и необоснованных женских страхах. Наверное, отдохнуть надо было, всё обдумать, не спешить с выводами. А мне в тот момент хотелось только одного — уехать к маме! Прижаться к ней, как в детстве…
В порыве отчаяния Оленька написала Саше записку, положила на стол в кухне, собрала дочку и уехала с ней за сто вёрст.
— И что, Саша не искал тебя? – спросила я.
— Искал, — ответила Ольга. – Приехал вслед. Смог и улицу найти, и дом. Люди добрые подсказали.
— Ну, а ты? Ты что ему сказала?
— Ничего не сказала. Не готова была говорить, не готова его видеть. К великому стыду, я спряталась от него. Мама повела дочку в поликлинику, чтобы справки оформить для посещения детсада, а я приготовила обед и буквально через полчаса собралась к ним. Спускаюсь с третьего этажа и вижу, что Саша идёт мне навстречу по лестнице. Медленно так поднимается. Держится рукой за перила, а ногой пытается ощупывать ступени. Я вжалась в стену, застыла на месте. Впервые в жизни он не почувствовал моего присутствия. Когда Саша прошёл мимо, на цыпочках спустилась вниз и выбежала на улицу. Я неслась к детской поликлинике и мысленно бичевала себя. Пользуясь беспомощностью Саши, я жестоко обманула его, предала. По сути, я сбежала от мужа. Но, поверь, я не хотела его видеть в тот момент, не хотела, понимаешь?
— Почему ты о ребёнке не думала? Ведь это же не только твоя дочка, она и его дочь. Могли бы с Сашей вместе в детскую поликлинику пойти, поговорить по душам. Он, наверное, не понял из-за чего ты сбежала от него и ребёнка увезла.
— Да, да… Ты права. Мне жутко стыдно. Мне и сейчас, спустя три года, невыносимо тяжело об этом вспоминать. Ты первая, кому смогла рассказать весь этот кошмар, который я устроила. Я даже маме до сих пор не сказала правду, утаила, не нашла в себе силы.
Вероятно, Ольга раскаивалась искренне, её щёки полыхали, а по щекам текли ручьи раскаяния.
Птицы.
— Что было дальше? – торопила я её. Мне так хотелось, чтобы у этой истории был счастливый конец, вопреки логике, вопреки всему.
— А дальше… дальше… не могу без слёз вспоминать… Помню, вбежала в поликлинику настолько стремительно, что автоматические стеклянные двери не успели раскрыться. Знаешь, я и не предполагала, что могу не увидеть стеклянные двери. Получила сильную травму лица, потеряла сознание.
Ольга замолчала. Мне стало так жаль её, хотелось поддержать и как-то отвлечь от горьких воспоминаний.
— Знаешь, птицы тоже разбиваются об стекло: они не видят его, не различают, точнее, не видят различий между миром за стеклом и реальным миром, — сказала я.
— Лучше бы я была птицей! – Ольга вскочила со стула.
Я почувствовала себя виноватой. Зачем я завела эту тему про птиц?
Вероятно, она поняла моё смущение или смятение, даже и не знаю, как описать моё состояние. Словно спохватившись, Ольга закрыла лицо руками и принялась беззвучно плакать.
Я гладила её по голове. Немного успокоившись, она продолжила разговор.
— Думаю, птицы гораздо счастливее людей. Они могут быстро перемещаться. Я бы полетела тогда к Саше, я бы смогла, успела.
Мы долго молчали. Потом я решилась спросить её.
— Где сейчас Саша?
— Саша умер… Его сбила насмерть машина, когда он пытался переходить дорогу. Мощный стресс приглушил в нём чувство опасности. В таком состоянии он не мог передвигаться по улице в одиночку.
— Оля, прости…Я не знала…Ужасная трагедия…
Мы обнялись и плакали вместе. От отчаяния и невозможности что-либо изменить.
— А дочка, ваша дочка, как её зовут? Ты ничего о ней не рассказала, — спросила я через некоторое время.
— Лиличкой мы назвали её. Саша придумал имя. Она у моей мамы живёт. На следующий год в школу пойдёт. Я к ним на выходные приезжаю, а среди недели работаю.
— Где работаешь, если не секрет?
— В социальном центре, в котором мы с Сашей познакомились.
— Оля, быть может, вы с дочкой в чём-то нуждаетесь, я куплю, ты мне только скажи.
— Если можешь, подари мне крылья. Хочу летать, как птицы…