В одном городе N. случилось происшествие.
Его вдруг убрали из списка малых городов, он потерял свой старый статус и приобрёл новый — поселковый.
Вроде бы и нормально звучало — посёлок городского типа, и разительных перемен замечено не было. Но вскоре и ПГТ не устроил тех, кто вершит историю с географией, и превратился он в село Кутиховку.
Название взяли историческое, с семнадцатого века местные земли этому селу принадлежали. К двадцатому село разрослось до масштабов провинциального города, а вот в двадцать первом веке взяло и снова сузилось до статуса села.
Поликлинику и станцию скорой помощи из села Кутиховка убрали и перенесли за пятнадцать километров в райцентр, а вместо них фельдшерский пункт открыли. Был в Кутиховке единственный заводик ликёро-водочный, неплохой, сладкими наливками да бальзамами-настойками на тридцати девяти травах потчевал, но и его ликвидировали в связи с нерентабельностью.
Три средние школы закрыли и оставили одну восьмилетнюю, профессионально-технические училища расформировали и тоже перевели в райцентр, а универмаг по велению времени переименовали в сельпо.
Вся трудоспособная молодежь из Кутиховки разбежалась, остались в этом селе горе мыкать родители, родители родителей — старики со старухами, залётные семейные пары, беженцы откуда-то понаехавшие — мужики работящие, но пьющие и злые, да некоторое количество дам бальзаковского возраста, удержавшихся от соблазна в одночасье покинуть обжитые места, сельская интеллигенция: учительницы, воспитательницы, почтальонши, продавщицы, бухгалтерши и кассирши.
Калерия Валерьевна
Была среди оставшихся в Кутиховке одна интересная дамочка, назовем её Калерией Валерьевной, которой ехать было некуда и не к кому. Отец и мать её давно умерли, жила она в родительском доме одна. Или почти одна: с серенькой кошкой Федоськой.
Сама Калерия Валерьевна была очень ответственным человеком, но скучным, не приветливым и не многословным. Жила она без мужа, без семьи, без детей и без особой радости. Просто жила себе и всё. Утром уходила на работу, вечером приходила с работы, ужинала и снова принималась за работу, которую зачем-то приносила домой, сверяла ведомости. Должность у неё была кропотливая и въедливая, даже писалась через дефис: билетёр – контролёр.
Дружила Калерия Валерьевна только с цифрами, а любила лишь одну душу на всём белом свете – кошачью, Федоськину. Проблем из своей неустроенной жизни женщина не делала, так как никакой другой жизни, кроме этой, она не знала.
Соседи и коллеги Калерию Валерьевну недолюбливали из-за того, что та никогда с ними не останавливалась, ни о чём не беседовала и держалась отстранённо. Пройдёт мимо них, головой кивнёт в знак приветствия и что-то тихо сквозь зубы пробурчит, типа «ца-цу-це». Понятно, что здоровалась так она. Сдержанный человек, закрытый, весь в себе, ничего не поделаешь.
Только злые языки потому и злые, что не щадят никого. Придумали они хлёсткую кличку для Калерии Валерьевны – «Мадам Цацуце». Вроде бы и не обидные слова, да и не сказать, что особо добрые.
К. Петрович
В бывшем городе N. заведений было достаточно: и питейно-разливочные, и закусочные — кафе, столовая, бар, ресторан; и всякие другие — кинотеатр, дом быта, горсад. Были конторы — похоронная, свадебная, имелось даже секретное предприятие с очень смешным и старомодным названием «Купидон».
На этом предприятии и проработал до самой пенсии почётный гражданин города N., а ныне обычный пенсионер села Кутиховка, пожелавший остаться неизвестным. Полное имя своё он назвать нам не захотел, поэтому будем величать его так: К. Петрович.
На купидонскую пенсию жить было тяжко, поэтому К. Петрович помыкался-помыкался в Кутиховке, да и отправился на заработки в районный город. И что Вы думаете? Нашёл-таки там работу!
Собрал он свой чемоданчик: пожиток совсем мало у него оказалось, всё больше рекламные проспекты да афиши от прежней работы. Из серьёзных вещей был только патронташ лучника. Он и стрелы свои прихватил — в предпенсионный год работы бракованные стрелы он натаскал домой в надежде, что когда-нибудь они пригодятся в качестве шампуров для шашлыка.
К. Петрович посвятил работе свои лучшие годы, а она отомстила ему безбрачием. Особенно остро ощутил он одиночество сейчас: пойти не к кому, любить некого. Сердце его всегда простаивало незанятым, а чувства копились только в голове. Да и какие это были чувства?!! Усталость и грусть.
И вот как-то раз повстречал К. Петрович своего бывшего начальника.
— Послушай, Петрович, мы ведь остались в Кутиховке, нас не расформировали. Штат, конечно, сократили, финансирование сильно урезали, но мы держимся. Недавно в район на совещание ездил, грядёт укрупнение: хотят в город перевести «Купидон» и создать на его базе крупный социологический институт. Только вот кадров нет у меня, Петрович, не хочет молодежь за копейки работать. Никто в эту работу не вникает, не учится и не запоминает. А без фанатизма в нашем деле ничего не бывает, сам лучше меня знаешь. Петрович, у меня к тебе деловое предложение: выходи к нам хоть на полставочки, а?
— Да я ж в райцентре ночным сторожем работаю, — ответил К. Петрович.
Начальник хотел было немного поуговаривать его, а К. Петрович возьми и согласись сразу.
— В принципе, день у меня свободный, могу и на второй работе потрудиться. Оформляйте!
Купидон
Предприятие «Купидон» занималось важной, но совершенно не зримой постороннему глазу работой: повышением любвеобильности граждан.
Благородство задач, способствование образованию полноценных семей, а значит, и увеличение народонарождаемости, ставило «Купидона» в один ряд с крупными градообразующими предприятиями.
Вот и К. Петрович всю свою трудовую биографию отработал в «Купидоне», на одном месте. За производственные успехи он имел много почётных грамот, благодарственных писем и вышел на заслуженный отдых с медалью «Ветеран труда».
Бывшие коллеги встретили его радостно, поздравили с возвращением и оформили ведущим специалистом в горячий цех. Действительно, специалистом он был высококлассным и слыл мастером от Бога: глаза его обладали повышенной зоркостью, а руки никогда не дрожали, потому что К. Петрович не выпивал, разве что в день своего рождения, да и то капелюшечку малую.
И началась у К. Петровича тройная жизнь, которую можно назвать так: туда-сюда-обратно. По утрам и дням он в «Купидоне», к вечеру возвращался на автобусе в райцентр служить ночным сторожем в детском саду, а утром снова ехал в Кутиховку купидонить.
В тот день календарный лист он собственноручно перевернул на восьмое марта и заступил на дежурство. В его обязанности входил мониторинг среды, подготовка метеосводок, расчёт динамики полёта и предстартовая подготовка лучников. Стрелы поступали к ним по конвейерной ленте уже заточенными и раскалёнными добела, поэтому цех назывался горячим, работали здесь только проверенные и надёжные люди.
После инструктажа, который проводил К. Петрович, лучники выпускали стрелы строго по расчерченной им карте полётов. Никто из лучников не знал, куда и в кого полетят эти стрелы, они действовали строго по инструкции. Работа была секретной.
По роду деятельности «Купидон» поддерживал тесные деловые отношения с районным, городским и областным ЗАГСами для сведения отчётов в единую базу данных.
То ли начал уставать от двух своих работ К. Петрович, то ли годы вязли своё, то ли настроение у него было лирическим, но восьмого марта он потерял свойственную ему бдительность и допустил страшную ошибку. Впервые за всю жизнь!
А началась эта история так: младший лучник отпросился на полчаса, чтобы вручить цветы любимой девушке. К.Петрович не только разрешил подчинённому покинуть рабочее место, но и с вдохновением прочитал ему отрывок из стихотворения «К Наталье», Пушкина он обожал:
Так и мне узнать случилось,
Что за птица Купидон;
Сердце страстное пленилось;
Признаюсь — и я влюблен!
Отпустив младшего лучника со спокойной совестью, К.Петрович решил сделать выброс стрел самолично, чтобы не нарушать рабочий график.
Второпях парень не передал перчатки, поэтому К. Петрович слегка обжёгся, взявшись за стрелу голой рукой. От этого прикосновения стрела резко изменила траекторию полёта и полетела не остриём вперёд, в специальное отверстие в виде трубы, а развернувшись, прошла насквозь через тело К. Петровича и далее отправилась в самостоятельный, никем не контролируемый полёт через открытую форточку.
К. Петрович ойкнул, схватившись за сердце. Он прекрасно понимал, что с ним произошло.
Младший лучник вернулся обиженным: девушка букет не приняла и дала от ворот поворот.
— Слышь, Петрович, похоже, эти мимозы тебе, мне они теперь ни к чему, – сказал лучник и швырнул цветы на подоконник.
Они продолжили работу, и всё снова пошло в штатном режиме.
Автостанция
К. Петрович, конечно, не знал, что накануне, седьмого марта, на автостанции в Кутиховке произошёл разговор начальника с билетёром-контролёром.
— Калерия Валерьевна, очень прошу Вас поработать восьмого марта.
— Хорошо, — согласилась она.
Ей было не привыкать работать по выходным и праздничным дням: у одиноких дам не бывает послаблений в трудовом режиме, их доят, знаете ли, как дойных коров.
И вот примерно в полдень восьмого марта Калерия Валерьевна, накинув синтепоновое пальтишко на униформенный костюм цвета бордо, вышла на платформу проверить билеты у отъезжающих пассажиров. И тут её пронзила короткая, резкая боль в груди, будто иглой прокололи сердце. Калерия Валерьевна испугалась за своё здоровье и даже чуть было не упала в обморок, но боль не повторилась, женщина успокоилась и продолжила работу.
— Калерия Валерьевна, Вы уж извините: хотела пораньше Вас отпустить сегодня, да за мной мои пришли – муж и сын. Отправите последний? — попросила начальница смены. — Праздник как-никак, надо хоть успеть за ужином посидеть с семьёй.
— Да, — согласилась Калерия Валерьевна.
Автостанция работала до отправления последнего автобуса в райцентр.
К. Петрович пришёл на автостанцию необычно рано, примерно за час до отправления – рабочий день в «Купидоне» был празднично-укороченным. Увидев свой автобус на запасной стоянке, он смело вошёл в открытую дверь и решил немного вздремнуть: ему ещё предстояла ночная вахта.
Водитель отлучился по своим делам и не видел преждевременно проскользнувшего в салон пассажира. К. Петровича никто не тревожил, он сладко заснул на заднем сидении и даже не услышал, как ровно через час автобус подкатил к стоянке и пассажиры ринулись занимать свои места.
— Пассажиры все с билетами? – задала традиционный вопрос водителю Калерия Валерьевна.
— Вроде все, — ответил уставший водитель и протянул ей на подпись маршрутный лист.
— Включите в салоне свет, — попросила она.
К. Петрович тихо спал на заднем сидении.
— Ца-цу-це, товарищ! Билет предъявите, — попросила Калерия Валерьевна.
К. Петрович открыл глаза, ничего не понял спросонья.
— Что Вы сейчас сказали? — спросил он у неё.
— Ца-цу-це, билет предъявите, — повторила она.
К. Петрович решительно вскочил и громко крикнул:
— Водитель, подожди пару минут, пожалуйста!
Калерия Валерьевна молчала и ждала билет.
— Вы сказали ца-цу-це? – обратился к ней К.Петрович. — Знаете, что это значит? Цацу тебе! Цаца — это же благоприятный символ, понимаете? Символ счастья! Мне судьба преподнесла подарок: я нашёл Вас, свою половинку и свою Цацу!
— Выходить будете или оплачивать проезд? – строго спросила Калерия Валерьевна.
— Что делать буду? Цацкаться с Вами до конца жизни, моя милая барышня! – ответил К. Петрович.
Калерию Валерьевну за все пятьдесят с гаком лет ещё никто и никогда не называл барышней. Щёки её зарумянились, глаза увлажнились. Она не поняла странного смысла того, о чём сказал этот мужчина, но улыбнулась ему. Просто так, от души!
К.Петрович вспомнил про мимозы, лежавшие в его портфеле, и с молодецкой прытью вручил букет Калерии Валерьевне.
Тепло разлилось в области её сердца, и она впервые в жизни почувствовала себя счастливой женщиной.