Не буду таить, встречу со сценой, о которой пойдет речь, я подстроила сама.
Так сложилось, что сцена эта много десятилетий жила своей жизнью, а я — своей: она появилась на свет задолго до моего рождения, поэтому продолжительное время мы не знали друг о друге ничего.
Случайно увидела её фотографию в интернете и засобиралась. Немного странная затея — ехать на свидание со сценой, не так ли?
И вот я на месте.
Необычайная тишина царит в старинном доме. Стараясь наступать бесшумно, прохожу по первому этажу к парадной лестнице. Взлетаю по ступеням и замираю…
Как это возможно, что мне никто не встретился на пути, не помешал, не остановил, не спросил, что я здесь делаю и что мне надо? Ни одного человека. Только солнечный луч играет со мной в прятки, ведёт меня за собой всё дальше и дальше на экскурсию по дому.
Ах, как же я забыла про чудеса? Мысленно благодарю Прасковью и улыбаюсь ей. Я знаю, она здесь, со мной. Я чувствую её присутствие.
Волшебным образом передо мной открывается актовый зал с бархатными креслами. Осторожно поднимаюсь на сцену — святая святых, сокровенное место в доме.
— Что это за сцена? — спросите Вы.
— Постойте, не так быстро. Вам придется потерпеть. Сначала предыстория.
Предыстория
В одной деревне, назовём её Ионычевка, жили-были государственные крестьяне с наделами земли, на которых сеяли они рожь, пшеницу да просо. И прозвища у всех жителей той деревеньки были одинаковыми – Просянкины.
Вскоре научились они неплохо торговать зерном и мукой, на этих продажах и поднялись, купцами стали. Один из купцов по имени Павел далеко пошёл, в районном городе Петровске дом по проекту архитектора купил — огромный, для многодетной семьи, двухэтажный, вместительный, построенный на века. В этот дом жену привёл, детей много народилось от их любви — шесть человек.
Дочери и сыновья в школе учились, а подрастали – помощниками становились. И тут пришла родителям в голову мысль мануфактуру семейную открыть, чтобы было светлым и безбедным будущее у детей, внуков и правнуков. Сказано — сделано. Построили сарайчик во дворе, утеплили его, кормушки соорудили, кормом запаслись и закупили поросят. Обязанности распределили: одни кормят и моют поросят, другие кормушки и сарайчик чистят. Подшучивали друг над другом: были Просянкиными, стали Поросянкиными!
Поросячье поголовье быстро растёт. Пришло время свинок на мясо изводить. Поехали петровские бизнесмены на рынок продавать мясо. И пошёл ведь производственный процесс! Свежее мясо спросом пользовалось, вскоре уже маленький цех они оборудовали и магазинчик мясной при доме своём открыли, механизмы приобрели, лошадь и телегу, наняли работников. Стали колбасу и окорока продавать.
Самым лучшим продавцом был муж старшей дочери – Василий Мазанов, сын местного священника. Так и породнились Просянкины с Мазановыми. Деньги потекли в семью. Фортепиано приобрели, картины начали коллекционировать, машинку швейную Singer купили, мебель всякую и посуду, одежду добротную. Внуков в добре и ласке вырастили, образование им дали.
А тут, как гром среди ясного неба, хрясь! И раскулачивание грянуло… И всё вокруг колхозное, и всё вокруг моё…
Пословица — то, мудрость народная, верна только наполовину:
«Не жили хорошо, и нечего начинать было».
А коли хорошо жили? Так продолжать надо жить хорошо и даже ещё лучше жить!
Ан, нет! Такая сцена не была прописана в спектакле. Выгнали из города и Просянкиных, и Мазановых, в ссылку всех хозяйственников отправили, как преступников. На Север. Дома и имущество отобрали, но опись не удосужились составить. Да и зачем опись? Можно подумать, в тысяча девятьсот семнадцатом солдаты, ворвавшись в Зимний, первым делом стали опись имущества производить?!! Смешно, правда?
Так вот, куда дели имущество, не сказано нигде, ни в одном архивном документе. Известно только, что из дома Просянкиных сделали театр: стены да перегородки внутренние разобрали, разгородили и стулья для зрителей поставили. Стали спектакли давать. Спектакли народного театра.
Так и поделился народ. Одни в ссылке сидят, другие в их домах спектакли смотрят.
Жестоко. Жутко. Несправедливо.
Отвалилось колесо истории от телеги своей неисправной и покатилось по городам и весям, по сотням тысяч человеческих жизней, губя на своем пути всех и вся.
Общенациональная трагедия.
Да, было-было и другое Постановление в июле 1931 года «О порядке восстановления в гражданских правах». Но канцелярскую машину не повернешь вспять в одночасье. Кто же знает, куда оно подевалось, другое Постановление, и почему не было исполнено?
А как погибали раскулаченные семьи, где сгинули дети и родители, по одному или вместе, известно мало. Кто-то выжил, бежал из России навсегда, схоронился, изменил имя и фамилию. Некоторые отважились в родные края возвратиться, но были схвачены и снова посажены уже в связи с операцией по репрессированию бывших кулацких элементов. А третьи так и прожили в молчании, в страхе за жизни свои и потомков, вырастив поколения бессловесных…
Никому при жизни не вернули отнятое и не реабилитировали.
Архивные справки не имеют эмоций, они только фиксируют факты.
В Петровском краеведческом музее нет конкретной информации об именах и судьбах пострадавших от репрессий, но сохранились некоторые коллекционные картины, старинные зеркала, кое — что из мебели, в небольшом количестве — фарфоровая посуда, вынесенные из некогда купеческих домов, коих насчитывалось в маленьком городке триста тридцать, а также фотографии первых спектаклей. Воодушевленные артисты среди кулацких предметов быта воображают себя новыми хозяевами жизни.
Риторический вопрос
Вот такая сцена. Драматичная, но вполне реалистичная. И появление сценического пространства в бывшем доме купцов Просянкиных стало определенной вехой в истории страны.
Про сцену сложилась не совсем уж и добрая слава. Людская молва гласит, что сцена коварна, несёт зло, может и погубить. Нет, не верьте! Губит не сцена, губят люди. Завистью, холодностью, неприятием, забвением, конфликтностью, ненавистью, подстрекательством, ложью. Завидуют обычно сильным и более талантливым, успешным, желают их скинуть любой ценой, выгнать, занять их место. Зачем?
Ну, это вопрос риторический, однозначного ответа на него нет, история, во всяком случае, до сих пор его не дала. Так несправедливо устроен мир, и так несовершенна человеческая психика, к великому сожалению.
Все мы играем свой спектакль. И нас тоже будут рассматривать потомки, и нашу жизнь, и решения, и поступки воспринимать с пониманием, уважением, любовью, аплодисментами или с холодным молчанием, полным забвением или того хуже — с презрением.
И на поклон придётся выходить. Поклониться тем, кого обидели, вольно или невольно. Без вины виноватым. Разорённым и разъединённым. Опозоренным. Обесчещенным. Бесправным. Не прощённым при жизни. Навсегда забытым…
Всё, как в настоящем театре.
А сцена в доме бывших купцов Просянкиных? Я так и не определилась, что она для меня значит. Быть может, сцена как судьба дома. Колесо истории. Символ эпохи. Семейная реликвия. Память сердца. Предназначение. Творческий путь.
Я и сейчас продолжаю думать о ней…
Уважаемые читатели!
Прочитать повесть полностью Вы сможете в моей новой книге «Пьесы для провинциального театра».